Астрецова Светлана

Концерт Паганини

Когда переполнено чрево святыми,
Собор исторгает наружу чудовищ.
Оркестр, готовый играть Паганини,
Шумливей и бойче цыганских становищ.

Взошёл за пюпитр намеренно резко
Седой капельмейстер во фраке с раструбом.
Как бес, как преступник, как дух бестелесный,
Он был провидением вздёрнут под купол.

Он руки вознёс, точно вносит в чертоги
Хрустальные блюда, груженые данью;
Внезапно возник и застыл на пороге
Обтрепанный нищий, являя страданье.

Послушная, флейта метнулась к клиро?су
И смерть приняла, как отвар белладонны.
Обласканный, тенор оконную розу
Растрогал, и роза раскрыла бутоны.

Повержен на плиты седой капельмейстер,
Способный из залежи вылепить душу.
Святых пожирая, гаргулий и бестий
Собор с высоты исторгает наружу.

«Кармен»

Стремительно публикой полнились ложи,
Лакеи шагали чванливо и гордо.
Багровые кресла с морщинистой кожей
Теснили красавицам спины и бедра.

Оркестр, едва выдыхая: «Осанна»,
Рассыпал размашистым жестом аккорды.
Рояль обнаружил улыбку цыгана,
Кларнеты услужливо вскинули морды.

Из дыма и марева фабрик табачных
Любовь подымала лицо и колени.
Седая, с повадками пьяной босячки,
Погибель, шатнувшись, легла на арене.

С кистями, шафрановый полог обрушен,
Лавины сошли в вестибюли. Мелеют
Балконы. На тросах спускают и тушат
Светила, слащаво осклабясь, лакеи.

ТАВЕРНА В ЛЕЙПЦИГЕ

Явившись до срока, я отпер ворота таверны,
Под звуки кларнета цыганка плясала прелестно.
Внезапно и грозно, как праведник четверодневный,
Багровое солнце в оконном проеме воскресло.

Мой спутник болтает с хозяйкой шутливо, по-свойски,
Его разговор исцеляет от старых болезней:
«У золота есть ни одно любопытное свойство —
Способствовать дружбе и делать красавиц любезней».

Немецкие скромницы локоны носят высоко
И крепят гортензии к белым оборкам корсажей.
Фасады домишек выходят на людные стогны,
И полнятся брагой простые глубокие чаши.

Застольные песни начало ведут из Тавриды
С трудом языками ворочают башенки звонниц.
«Во славу и здравие милой сестры, Маргариты!»
«За хитрые выдумки наших неверных любовниц!»

Семейство шмелей хоботки погружает в бутоны.
За трапезой пролиты теплые стройные речи.
Крестьяне стога убирают с полей опыленных,
В тяжелые шали хозяйка укутала плечи.

НЕАПОЛИТАНСКАЯ ПЕСЕНКА

I.

Тянет вол свою телегу, серебристую от пыли,
И рубашка у Марчелло, как боярышник, красна;
И скрывается из виду золотой рубеж Севильи,
Очертанья кипариса — тень красивейшего сна.

Арлекину снится, будто над Севильей солнце село,
Будто чьим-то заклинаньем короб сделался широк.
Что теперь марионетка старый кукольник Марчелло,
Что свободны Коломбина, Грациано и Пьеро.

То ли голос флейты нежен, то ли скрипки голос резок,
И сюжет у каждой пьесы предсказуем, вечен, прост
Сон был сладок, сон был в руку — Арлекин разрезал леску,
Небеса легли на плечи, из-под ног ушел помост.

«Перерыв», — сказал Марчелло, взял на руки Арлекина.
Стал разматывать катушку — нити заново крепить:
«Наши будни, наши жизни, наши судьбы неделимы;
Мы свободны только вместе, нам свобода — эта нить».

Несказанным, как блаженство, небывалым, как спасенье,
Кипарисам придорожным, травам сотни лет расти.
Завершил старик работу. Арлекин отер колени:
«Я сейчас сойду на сцену, не печалься и прости».

Дни летят попеременно, и звенят копыта оземь,
Золотой рубеж Севильи — тень красивейшего сна;
Тянет вол свою телегу, и поскрипывают оси,
И рубашка у Марчелло, как боярышник, красна.

II.

От Тосканы до Палермо, от Севильи до Ламанчи
Голос флейты тихоструин, и степной тростник высок.
Путь на Север нежной вьюгой убелен и перехвачен,
Удивленно, горделиво распускается Восток.

Не роняет колокольчик слов печальных и безумных,
Под копытами осока неподвижна и светла.
Наши души, как валторны, как серебряные струны;
Рукотворны и послушны невесомые тела.

Не расстанется с любимым, тот, кто весел и беспечен,
Кто-то станет поклоняться златоглавому тельцу,
Кто-то честным словом связан, кто с возлюбленной повенчан
Робко пальцами подносит полевой цветок к лицу.

Наша память не возмездье — наша память только плата,
Тяжелее плит гранитных, легче трелей соловья.
Цепи, струны, нити, связи, умножая многократно,
Не расстроить, не развеять, не разбить и не разъять.